Балканский синдром - Страница 14


К оглавлению

14

– Хорошо. – Прокурор посмотрел на Вукославлевича, и тот как-то неопределенно кивнул.

Они поговорили еще несколько минут, после чего встреча завершилась. Уже на прощание прокурор сказал гостю:

– Мне хотелось бы, чтобы вы все правильно поняли. Мы пригласили вас не в качестве спасительной палочки-выручалочки. Нам нужен абсолютно объективный и независимый взгляд на преступление. В любом случае ваши выводы будут нам интересны.

Следующий визит они нанесли в администрацию президента. Там их принял руководитель администрации, который долго рассуждал о современной политической обстановке, о кровавом разводе бывших югославских республик, об ответственности всех участвующих в этом расследовании следователей. Он почти не давал говорить приехавшим. Они выслушали его пространный монолог, после чего попрощались и наконец уехали.

– Мне нужны все материалы дела, – напомнил Дронго, – и, конечно, пленка, которую я должен лично просмотреть.

– Тогда вернемся в прокуратуру, – предложил Обрадович, – там находятся все документы. Капитан Орлич поможет вам с переводом.

В этот день они провели в здании прокуратуры почти девять с половиной часов. Прежде всего Дронго дважды просмотрел пленку, на которой четко был виден Николич, сидевший на стуле. Когда он поднялся и вышел, они засекли время – одна минута пятьдесят четыре секунды. Так же четко было видно, как в апартаменты зашли улыбающийся Баштич вместе с Даниэлой, как она почти сразу вышла, спустившись по лестнице вниз. Как прошел в комнату Зоран, сын вице-премьера, и как вышел явно в подавленном настроении. Через некоторое время покинули свои апартаменты супруги Петкович и спустились вниз. Затем никто наверх не поднимался, пока не появился Недич, обратившийся к Николичу. Дронго засекал по минутам. Николич вошел в апартаменты, выбежал оттуда буквально через несколько секунд и позвал Недича. Тот тоже вошел лишь на несколько секунд и затем побежал вниз, чтобы позвать остальных. Первым туда поднялся Петкович. Было заметно, как волновались оба охранника, особенно Николич.

– Экспертиза подтвердила, что вице-премьер был убит еще до того, как Николич вошел к нему? – уточнил Дронго.

– Дважды. Абсолютно никаких сомнений, – пояснил капитан, – проводили комплексную патологоанатомическую экспертизу. Баштич был убит задолго до того, как к нему вошел Николич. Он лежал уже убитым, в этом нет никаких сомнений. Врач поднялся почти сразу, это был один из гостей. А еще через пять минут там появился полицейский врач. Оба убеждены, что Баштич был уже давно мертв. Полицейский врач даже сделал снимки, которые есть в деле.

Дронго нахмурился. Оставалось предположить, что неизвестный убийца сумел влезть через балкон. Но тогда Баштич должен был сам открыть ему дверь, что просто немыслимо. Он начал просматривать протоколы допросов, требуя точного перевода выражений и объяснений, которые были в деле. К вечеру Орлич едва не засыпал от усталости, и наконец Дронго решил, что им пора возвращаться.

На следующий день он напомнил о своей встрече с младшим Баштичем. Орлич пообещал перезвонить генералу Обрадовичу. Через час Дронго снова напомнил о встрече. Орлич честно признался, что ждет ответного звонка. Ждать пришлось достаточно долго, около пяти часов, пока наконец им не позвонили и не сообщили, что Зоран Баштич проживает в центре города, на улице Неманьина, и их там будут ждать только завтра днем. А пока они снова читали протоколы допросов и просматривали пленку. К вечеру Орлич вымотался так, что едва мог говорить. На следующий день Дронго лично позвонил генералу Обрадовичу. Тот мрачно сообщил, что встреча с Зораном не в его компетенции. Тогда Дронго отправился к генеральному прокурору. Он уже сидел в приемной, когда там появился Вукославлевич, который сухо сообщил ему, что он может поехать на встречу с сыном погибшего вице-премьера.

На служебном автомобиле Дронго и Орлича отвезли к дому Зорана. Внизу дежурили двое офицеров полиции. Они поднялись на третий этаж, позвонили. Дверь им открыл немолодой человек лет сорока пяти. Судя по его бицепсам и плечам, это тоже был приставленный к Зорану охранник. Появилась женщина, больше похожая на надзирательницу из исправительного лагеря, со скорбно сжатыми губами, которая даже не сделала попытки изобразить приветливое лицо. Она только указала на диван, предлагая гостям садиться, а затем прошла в соседнюю комнату. Оттуда сразу послышались крики.

– Я не собираюсь ни с кем разговаривать, пока мне не вернут паспорт. Я уже говорил, что не буду ни с кем встречаться! – Зоран кричал достаточно громко, чтобы они могли его слышать.

– Он может отказаться с нами встречаться, – поморщившись, прошептал Орлич.

Секунд сорок стояла тишина, очевидно, женщина пыталась убедить Зорана выйти к гостям. Затем он снова взорвался:

– Никаких разговоров и никаких встреч! Пусть вернут мой паспорт и разрешат мне уехать…

Еще через несколько минут женщина вышла и покачала головой:

– Он не хочет с вами разговаривать. – Ее лицо ничего не выражало.

Орлич взглянул на Дронго и тихо предложил:

– Нужно уезжать. Зоран уже давно не хочет ни с кем говорить. Он считает, что его незаконно арестовали и держат здесь. Требует пригласить международных журналистов.

– Какие иностранные языки он знает? – спросил Дронго.

– Немецкий и английский, – ответил Орлич, – но он не станет с вами разговаривать.

Дронго поднялся, посмотрел на женщину и показал жестом:

– Я хочу к нему войти.

Она молча покачала головой, мол, нельзя.

14